Як знімають фільм «Моя бабуся Фанні Каплан»: вибухи, міліція та Сибір на ДВРЗ
01.07.2015
Зйомки фільму «Моя бабуся Фанні Каплан», розпочаті 2014 року, продовжилися після піврічної перерви. Для тих, хто не в курсі: ця стрічка — біографія Фанні Каплан, яка здійснила невдалий замах на генерал-губернатора Сухомлинського, відсиділа на каторзі до революції, після чого її звинуватили у замаху на Леніна.
Видання «Дуся» побувало на зйомках доволі складних сцен фільму, які відбувалися на околицях Києва. Про те, як просувається робота, чому коней більше шкода, аніж людей, і як можна зняти Сибір у Києві, розповіла режисер Олена Дем'яненко (на фото).
— Алена, наконец-то съемки возобновились.
— Да! На этот проект Госкино решилось в апреле выделить деньги, и, к счастью, мы продолжили работу. Конечно, радость огромная. Но, когда съемки еще не начались, у меня уже было сожаление, что они скоро закончатся.
— Самые сложные сцены были отсняты сейчас или в прошлом году, когда ты снимала первую часть проекта?
— Сейчас. Потому что на первом этапе были сложности другого рода. Когда мы готовились к фильму, только его задумывали, должны были снимать Москву в Питере, Сибирь — в Сибири, Крым — в Крыму. Полгода велся достаточно серьезный подготовительный период. Нам просто задерживали финансирование. И когда нам наконец выделили деньги — это произошло во время Майдана, — стало сложно работать с российскими партнерами. Наши банки просто не делали перечисления. Дальше коту под хвост пошла вся подготовительная работа в Крыму, нам пришлось все остановить, переформатироваться.
Мы уже собрались ехать на съемки в Питер, даже билеты купили. Но вынуждены были их сдать. Из-за политической ситуации приняли решение что-то менять.
— Что именно?
— Например, Крым снимали в Одессе. А как снимать Сибирь? У нас тогда не было четких соображений и, может быть, благодаря этой остановке мы пришли к решению снимать Сибирь в Киеве — на ДВРЗ. Возможно, год назад и не решились бы на такое. Но поскольку уже что-то было снято и смонтировано, я поняла: эта авантюрная затея — Москву снимать в Киеве, а Крым в Одессе, — как мне кажется, не навредит фильму и не повлияет на его изобразительное решение.
Алена руководит съемкой
— Алена, этот проект — один из твоих любимых и выстраданных?
— Нет-нет, это абсолютно не так. Любой проект мне дорог. Пока мы готовили «Каплан», еще сняли множество фильмов. Даже если это какая-то «трехминутка», ты на это полностью переключаешься и занимаешься только этим. Я вот не думаю, что можно две картины снимать параллельно, но каждая из них, как может сказать женщина-режиссер, это как ребенок. Даже если у вас 15 детей, вы же не любите кого-то больше, кого-то меньше.
— Исполнительницу главной роли Катю Молчанову ты нашла?
— Я увидела Катю еще в рабочем материале «Моя русалка, моя Лореляй» режиссера Наны Джорджадзе, а обратить на нее внимание, да и вообще идею снять Молчанову в роли Каплан нам подбросила Катерина Копылова. А потом у нас были какие-то пробы, кастинг, переговоры с израильскими партнерами. Еще до наших событий на Майдане мы планировали снимать израильскую актрису, но потом она категорически отказалась приезжать даже на пробы — вспомните, что показывали на всех новостийных каналах...
(Алена прервалась, не договорив фразы — на на площадку зашел милиционер.)
— О, нам вызвали милицию, наконец-то! (Во время съемок было довольно много холостых выстрелов, и Алена зафиксировала прибытие милиционеров. — Дуся.) В Израиле, после того как стреляешь из пистолета, через четыре минуты прилетает вертолет. А у нас милиция приехала ровно через четыре с половиной часа после начала стрельбы. Супер!
— Ну, теперь можем поговорить и об исполнительнице главной роли.
— Да. Как раз проект был уже на низком старте, и мы открыли кастинг в Киеве. Как только Катя Молчанова вошла (надо еще сказать, что она пришла в темных очках круглой формы, в которых Каплан появляется в фильме), мы сказали: все, стоп! И это несмотря на то, что актрис собралось еще очень много. А когда провели пробы в паре с Мирославом Слабошпицким, нам вообще все стало ясно. И вот уже второй этап производства, а на нашей доске планирования висит фотография с проб Кати и Мирослава. В этих фото я как-то сразу увидела весь образ фильма.
— В вашей картине снимается много друзей-режиссеров, начиная со Слабошпицкого. Почему так получилось?
— У нас снимается очень много режиссеров, потому что не хватает актеров. Есть очень хорошие, талантливые театральные артисты, но им не хватает навыков и понимания того, что такое ракурс, крупность, свет, мизансцена в кино. К нам приходит театральный артист, мы его начинаем на три миллиметра двигать по кадру, а он из образа выходит. Он не понимает, что с ним делают.
И то, что у нас снимаются режиссеры — это выручает. У нас же сложный процесс. Вот мы снимали сцену, в которой участвовали все девочки-режиссеры, и это огромное счастье с ними работать, ведь они понимают, что мы делаем. На площадке — единомышленники. Если мы самовар двигаем вправо, то они понимают, что у нас не припадок безумия, а выстраивание композиции. Они ко всему прекрасно относятся, все понимают. При этом все они харизматичные, у каждой есть свой образ.
— Мне сказали, что именно эти девушки будут сниматься обнаженными в бане.
— Ну они не только в бане будут. Тут же сцены, которые снимаются на каторге. Но поскольку мы не знаем, как Фанни Каплан жила на каторге (а это ее воспоминания), то, естественно, в этом ее воспоминании есть какие-то достаточно яркие моменты, самые важные, поворотные: как она попала на каторгу, ее первые встречи с подругами…
— Алена, тебе не жаль актеров? Сегодня была такая жара, что просто невозможно выдержать…
— Нет. Мне лошадей жаль. Мы уже пятую смену их снимаем, и я уже ловлю себя на мысли: «Почему мне жаль животных, а не людей?» Причем безумно. Я думаю, что надо придумать каких-то механических лошадей для того, чтобы не использовать живых. Вот сейчас мы их отцепили от брички, попросили, чтобы они отдохнули. Я вообще не понимаю, что думают лошади, когда мы тут с ними все это делаем?
(Хотя зря Демьяненко сказала, что не жалеет актров: день был невыносимо жаркий, и Алена все время загоняла актеров в теневую часть дома, возле которого снимали сцену, просила их пить воду и беречь себя.)
— А сталкивалась ли ты раньше с пиротехникой, взрывами?
— Конечно. Мы снимали и масштабные пожары, и выстрелы, и взрывы. Меня эти сцены абсолютно не нервируют. Вернее, они нервируют гораздо меньше, чем гундеж возле режиссерской палатки.
— Кстати, о группе. Она давно сформировалась?
— Естественно, что за год, который прошел с момента остановки, не все остались. Представьте себе людей, целый год ожидающих проекта и отказывающихся от других предложений. Нам же не сказали: «Вы гуляйте, ребята, а через год запуститесь». Нам все время говорили: «Вот-вот-вот. Сейчас запуститесь. Ну, через неделю». У нас были съемки уходящей натуры, съемки, которые станут заготовками для компьютерной графики… И все.
— А будет компьютерная графика?
— Да, графики будет очень много. Но группа уже какая-то своя, родная, это чувствуется. Все сработанные.
— Есть отличия в отношении группы к женщине-режиссеру и к мужчине-режиссеру?
— Мужчиной-режиссером я никогда не была, поэтому не знаю, что сказать. Но дело даже не в том, слушаются меня или нет. Режиссер — это тот, кому четко ясно: когда на площадке действует одновременно 60 человек, надо, чтобы кто-то понимал, что вообще происходит.
— До конца съемок осталось не так много времени?
— В кино загадывать очень сложно. Мы пока снимаем, пока в графике. Как дальше будет — посмотрим. Если все пойдет хорошо, то к середине июля планируем закончить.
— Ты довольна материалом, который просматриваешь сейчас? Получается то, что ты хочешь?
— У нас уже смонтировано 50 минут фильма — результат первого периода работы. То, что снимаем сейчас, пока не смотрю, потому что это чисто технически невозможно. Но то, что смонтировано — уже часть фильма. Ты его придумываешь, монтируешь, а потом он начинает жить какой-то своей жизнью. И тут главное — его не ломать, не вредить. Даже то, что снимаем сейчас, мы немного скорректировали относительно того, что уже снято. То, что готово — уже важнее нас, мы этому уже служим.
— Для тебя более интересен процесс съемки или монтажа?
— Для моего организма чисто физически монтаж — это очень приятный процесс. Я больше всего люблю монтировать. Но съемки — очень ответственно и важно, ведь то, что ты сейчас делаешь, ты не сможешь ни повторить, не исправить, не изменить. То есть если что-то не сделано во время съемки, в кадре не получилось, то исправить это практически невозможно. Конечно, на съемках большое напряжение, повышенное беспокойство.
— Фильм выйдет в 2016 году?
— По договору с Госкино мы должны сдать картину в конце 2015 года. И у нас еще ни разу не было такого, чтобы мы не выполнили свои обязательства. Если все будет идти по плану, то к концу года закончим проект.
— У тебя снимаются несколько актеров из-за границы. Они испытывают какой-то дискомфорт?
— Да, они все время оборачиваются и ждут, когда их будут убивать и вешать злые жидобандеровцы. Да из-за какой границы? У нашего питерского актера Вани Бровина жена киевлянка. Киев – практически его второй дом. Я уже говорила: то, что пытаются назвать войной между Украиной и Россией, это война между будущим, которое мы хотим иметь, и советской ментальностью. В первую очередь войну нужно выиграть внутри себя. У нас нет никаких проблем с Ваней.
Когда он на таможне показал бумагу, что едет на съемки фильма «Моя бабушка Фанни Каплан», пограничники его спросили: «Вы на каком языке роль играете?» Он ответил: «Як це? Українською мовою». После этого они сказали: «Проходьте».
— Алена, ты работаешь в сумасшедшем ритме. Тебе удается отдыхать?
— Нет! Для меня съемка кино — это жизнь. После окончания работы еще хочется общаться, куда-то идти, с кем-то разговаривать или... готовиться к следующей съемке. Или просто посидеть поесть. Вот нет этого ощущения — что нужно отключиться и рухнуть. Жаль времени на сон. Приходится буквально заставлять себя спать, но не очень получается. А в перерывах, когда нет съемок кино и, вроде бы, куча времени, можно куда-то пойти — ничего не хочется.
Все-таки моя настоящая жизнь происходит вот здесь, на площадке…
Алена действительно очень выкладывается на площадке и умудряется замечать малейшие детали процесса. Например, когда снимали взрыв и «убитые» солдаты падали, саму гранату пиротехники бросали уже после того, как произошел взрыв. Алена же, не дрогнув, просит актеров: «Запомните, где кто лежал, потому что гранату будем бросать позже»!
Особые отношения у Алены сложились с Петром Ивановичем — владельцем пары лошадей, которые были задействованы в съемке. Этот замечательный человек умело управлял и бричкой, и своими лошадками. К слову, несмотря на жару, лошади вели себя просто идеально: врывались в кадр под взрывы, дым-машину. А ведь приходилось снимать по несколько дублей.
Пока лошади работали, все вокруг взрывалось, а милиционер присматривал за съемочной группой, я пообщалась с исполнительницей главной роли Катей Молчановой.
— Катя, для вас это уже второй фильм, в котором вы играете главную роль. Где сложнее сниматься — в «Каплан» или у Наны Джорджадзе в «Моей русалке, моей Лореляй»?
— У Наны нам не давали читать сценарий, поэтому не было каких-то моментов в работе над ролью, над персонажем — там была легкая история. Это не был исторический персонаж, как здесь. А здесь все-таки драма, немножко другие эмоции. Если там я счастлива и влюблена, то здесь мою героиню судьба испытывает на прочность, поэтому и настроение другое.
Но мне, конечно, повезло, что предложили сыграть два таких кардинально разных образа.
— Вам понятен образ женщины Фанни Каплан, которая всю жизнь и абсолютно безответно любит одного человека?
— Говорят, что надо абсолютно понимать и принимать поведение своих персонажей. А вот сейчас воспринимаешь иначе. 28 лет – это же не вся жизнь! Правда, Фанни Каплан была немного «не в себе». Может, если бы кто-то достойный появился на ее горизонте, она бы была другой. Но, видимо каторга на нее наложила неизгладимый отпечаток.
— Какой эпизод вы сегодня снимаете?
— Фантазии моей героини о ее вызволении с каторги. На самом деле весь фильм завязан на воспоминаниях Каплан. Будет много ее фантазий, которые даже слегка утрированы. Вы видели наших ребят-актеров – они такие немножко смешные… Потому что это ее детские воспоминания.
— Роль вам дается легко?
— Пока был только один по-актерски сложный съемочный день, а потом были физически сложные моменты, когда мы снимали на каторге. Я была вся в синяках. Но это круто! Это интересно. А в первом блоке было много сложностей, потому что там снимали Фанни слепую, уже более взрослой. Я сама достаточно жизнерадостный человек, улыбчивый. И мне хотелось где-то улыбнуться, а Алена Демьяненко мне все время говорила: «Не улыбайся!»
На самом деле мне кажется, что все плохое о съемках забывается, остается только хорошее. Я работаю с удовольствием. Все круто и здорово.
— Смерть не боитесь играть? Вашу героиню расстреливают в финале…
— Нет. У многих актеров на эту тему есть какие-то суеверия, но из-за эпизода со смертью отказываться от такого проекта? Может, если бы надо было играть эпизод, где ты просто лежишь в гробу, я бы подумала. А тут совсем другое. Каждая сцена должна быть оправдана, даже обнаженка. Если она не оправдана, то и не надо ее. В других проектах я уже не один раз участвовала в сложных моментах. Хотя, если честно, потом домой приходишь — и как-то не по себе, нет сил. Все-таки эти сцены забирают какую-то энергию, но я не хочу об этом думать.
— Расскажите немного о себе.
— Я — одесситка. Приехала в Киев четыре года назад. Вот снялась в Одессе у Наны Джорджадзе и снова вернулась в Киев, потому что тут больше работы. В театре не служу, снимаюсь в кино.
— Работа над фильмом «Моя бабушка Фанни Каплан» была заморожена на целый год, да и в целом перспективы у национального конопроизводства не радужные. Не волнуетесь?
— Как говорят, тяжела и неказиста жизнь украинского артиста. Это известная тема, что сегодня — кефир, а завтра — шампанское. Ну а что делать?
— Знаете, Дмитрий Томашпольский назвал вас самой талантливой молодой артисткой Украины.
— Дима преувеличивает. Я же хожу на спектакли, вижу, как работают актрисы и знаю, как это непросто дается. Просто мне повезло, и спасибо Космосу за то, что предоставляет мне такой шанс и аванс, я теперь пытаюсь его отработать и оправдать.
— Вы снимались с Мирославом Слабошпицким, который сыграл влюбленного в Фанни старшего брата Ленина. Сдружились с ним? Он уже приглашал вас в свое новое кино?
— Нет, пока не звал. Когда мы познакомились с Мирославом, я о нем ничего не знала. Только знала о самом проекте «Племя», и что это проект о глухонемых, еще слышала о его отце-критике. Поэтому, когда я пришла на пробы, никак не отреагировала на Мирослава. Позже я узнала, что его фильм взяли в Канны. Мы все были очень рады. Мне с ним очень комфортно работать. Он мне помогал и как человек, и как режиссер. Он так же волновался, как и я… Нет, не волновался… Мы работали абсолютно прекрасно.
Алена не выпускает из рук рацию. Солнце зашло за тучи, и оператор кричит: «Десять секунд на солнце!» Проходит 15 секунд. «Где ваше солнце?» — возмущается режиссер
В фантазиях Фанни Каплан с каторги ее спасут старые друзья и любимый мужчина. Команда разгильдяев-спасателей в сборе
Бричкой управляет Петр Иванович — очень уважаемая на площадке личность. Лошади, которые снимаются в картине, — его питомцы
Супруг Алены Демьяненко Дмитрий Томашпольский в этот раз не в кресле режиссера — он занят съемкой бэкстейджа
Бричка с друзьями Фанни Каплан понеслась!
Съемки картины планируют закончить совсем скоро. Лично мне кажется, что история, которую снимает Алена Демьяненко, довольно любопытная. Будем ждать результата.
Фото Максима Лісового
«Дуся», 29 червня 2015 року